Интервью с Тынисом Мяги

1998 год с Андреем Морозовым

– Тынис, вы помните свой последний концерт в России?

– Да, это было, кажется, в марте 87-го, в Йошкар-Оле.

– Почему вы ушли с эстрады?

– Тогда начинались новые времена и для страны, и для нас, артистов, и я почувствовал, что мне важнее быть в Эстонии. В 1988-м у нас была так называемая «певческая революция», и те песни, которые я делал в то время, были нужны людям. Например, в 88-м году я написал песню, ставшую чуть ли не гимном, в Эстонии ее пели все. Во мне и раньше был патриотизм, но тогда, в 87-м, стало более четко ясно, что мы, эстонцы, скоро станем свободными. Это было важнее всяких других дел.

– А как же ваш патриотизм стыковался с тем, что вы пели песни на русском языке?

– Ну, конечно, меня никто не мог заставить петь эти песни. Но мне очень нравились песни Тухманова, Вити Резникова...

– Шаинского...

– Нет, Шаинский был чересчур, это были явно не мои песни, хотя весь Союз знал меня, в основном, по его песням.

Когда я уходил с эстрады, мне хотелось петь другие песни. Теперь, вот уже десять лет, пою только свои песни. У них есть общий философский стержень. Они не только о любви, я бы назвал их философским осмыслением всего, что меня окружало.

Это серьезные песни. Я не могу точно сформулировать этот стиль, даже критики в Эстонии не могут его определить. Это некая смесь шансона, романса и блюза.

– По-русски вы запели для того, чтобы стать более популярным?

– Естественно, это была моя работа, и скрывать, что в этом был коммерческий интерес, не стоит. Но, повторюсь, когда я уходил, наступало более важное время, просто петь песенки уже нельзя было.

– Эстонцы очень сдержанные в проявлении эмоций. Но вы были очень подвижны, очень эмоциональны на сцене.

– Знаете, я бы не назвал себя типичным эстонцем. Мои друзья в Тбилиси говорили мне: «Какой ты Тынис Мяги?! Ты настоящий Тенгиз Мягидзе!» Я очень люблю красное вино, петь, танцевать, эмоций у меня на самом деле больше, чем у среднего эстонца.

Я очень хотел найти свою нишу на эстраде, свое место. Просто петь песни было неинтересно, да и потом это делало тогда много исполнителей. И я подумал: «А почему на эстраде нет своего Олега Попова? Эдакого простака, своего парня?» И не ошибся – именно этот имидж пришелся по вкусу публике, и поэтому мои песни так хорошо шли.

– Ваши коллеги охарактеризовали вас как большого ребенка. Если это так, то что помогает вам сохранить в себе такое отношение к миру, ведь скоро вам будет пятьдесят лет?

– Я никогда не относился к истине как к догме. Я всегда ищу, всегда в поиске. Когда учился в школе – сомневался в том, что было написано не только в учебниках истории, но даже в том, что нам преподавали по зоологии и анатомии. Когда стал взрослым, то еще больше убедился, что догмы нет. У каждого есть свой путь, и его человек должен сам найти.

Я очень люблю одного художника, он живет в Австрии. В его книге я прочел: «Я не верю, что кто-то чему-то может научить человека. Человек сам должен найти свой путь. У каждого есть Учитель, который научит ходить, пройти первые ступеньки, а дальше человек сам должен научиться всему». Мне кажется, что вот это путешествие по времени, по своим мыслям – есть некая игра. Может быть, вот эта игра и позволяет мне сохранить во мне ребенка.

– Вы не верите в догмы, но вы же верующий человек?

– То, что написано в Библии, есть Божье слово. Беда в том, что люди не умеют ее читать, как надо. Чтобы что-то понять в Библии, надо много трудиться. Я не могу сказать, что сам все понимаю, но внутренний голос подсказывает мне, что найду главное, что там написано.

– Тынис, я был очень удивлен, когда мне сказали, что вы глубоковерующий человек. Странно, после таких песенок...

– Я бы не сказал, что я очень глубоковерующий. Я только в начале поиска. В этой жизни есть вещи, до которых я должен дойти сам, своим путем. Я много думаю об этом, но в церковь почти не хожу, в церковном мире далеко не все в порядке.

– Как в русской поговорке – «Подальше от церкви – поближе к Богу»?

– Да, что-то такое. Но все это сложно...

– Многие ищут в религии утешения, покоя, облегчения. Что вы ищете в ней?

– Все вместе. У каждого нормального человека внутри есть десять заповедей, и каждый должен прислушиваться к своему внутреннему голосу, чтобы быть свободным от всяких странностей нашей жизни. Надо много трудиться.

Иногда и возраст дает понимание того, что все гуляния, все девки, все развлечения, всё, что позади, было ни тем главным в жизни. Теперь я по-другому оцениваю свою жизнь, и сейчас мне хотелось бы быть чуточку ближе, хоть на одну ступеньку ближе к Богу.

– Какую музыку вы слушали сами, когда были популярны?

– Я слушал совершенно другую музыку, отличную от той, которую сам исполнял. Тем более сейчас. Мне нравится музыка, которую и по радио-то не часто играют, серьезная – джаз, рок, Том Уэйтс.

В 70-е я совершенно не слушал поп-музыку, мне нравился Джеймс Браун. Но то, что делал сам, было моей работой, а это – известность, деньги и прочее.

– То есть, получалось эдакое раздвоение личности?

– Да, тогда было именно так. Тогда было очень трудно – выступления по нескольку месяцев подряд, по 3-4 концерта в день. Это было что-то невозможное! В то время приходилось много пить, чтобы как-то снять напряжение, и это, кстати, было еще одной из причин, из-за которой я ушел с эстрады. У меня практически не было семейной жизни, с женой мы разошлись из-за постоянного моего отсутствия дома. То есть, было, как вы сказали, раздвоение личности.

Все это продолжалось, пока внутренний голос не сказал мне: «Ты думаешь, что сидишь в поезде и куда-то едешь, а на самом деле просто едешь по кругу». И я выпрыгнул. Но странно, что не было поезда, а был всего лишь вагон, кто-то раскачивал его, кто-то ходил вокруг с елками. Это был опасный путь, и страшно было идти по нему дальше.

– А потом был вакуум?

– Нет, я сразу начал писать свои песни, выступал с лучшей рок-группой в Эстонии.

– Если бы вам предложили сегодня выступить в Москве, что бы вы исполнили?

– Я не такой, как раньше, и с удовольствием спел бы новые песни. Естественно, сделал бы попурри из старых песен: «Любимый дворик», «Остановите музыку», других. И может быть, спел бы песни 50-х годов, которые были очень популярны в Союзе, они очень мелодичны, и в них можно еще найти то, чего никто не нашел.

– Тынис, изменилось ли к вам отношение в Эстонии после того, как вы запели по-русски?

– Да, конечно, это было. Но Яака Йоалу, не знаю уж почему, за это не любили больше.

– Чем вы занимаетесь сегодня?

– У меня много работы. На радио «Кукко» у меня есть своя двухчасовая программа «Песочные часы», она выходит каждый вечер. В ней я играю музыку, популярную в 60-70-х годах, ко мне приходят разные гости.

По выходным я выступаю в маленьких ресторанах. Мне нравится, когда в зале есть только рояль, даже микрофона нет. Я играю для людей, которым надоели компьютеры, которые хотят послушать живую музыку.

У меня есть небольшие роли в театре. В «Трех сестрах» играю Тузенбаха. Причем этот театр находится в 70 километрах от Таллинна, в старинной усадьбе ХIХ века. Писал музыку для спектаклей.

– Кто предложил вам роль Тузенбаха?

– Эту роль предложил мне режиссер, народный артист СССР Микк Миккивер. Основной причиной было то, что Тузенбах, у Чехова, играет на рояле.

Но кроме этого у меня есть еще несколько маленьких ролей в разных спектаклях, а недавно я снялся в одном фильме.

– Что это за история с вашим отъездом в Швецию? Мне рассказывали, что вы хотели остаться там навсегда, и это выглядело странным, так как коммунистический режим уже подходил к концу.

– Знаете, мне просто надоело быть здесь. Захотелось попробовать другую жизнь, быть не эстонцем. Эстония очень маленькая, вокруг все кипит, крутится и невозможно сконцентрироваться. Если бы в Эстонии был какой-нибудь остров и у меня была возможность уехать туда на полтора года, никого не видеть и заниматься по утрам спортом, я уехал бы. Но появилась возможность уехать в Швецию, и я остался там на два года. Через полтора года я вернулся, мне кажется, правильно сделал.

– Что вы делали в Швеции?

– Ой, что я там только не делал. Но, в основном, занимался музыкой – пел в маленьких барах западную классику. Я очень счастлив, что это время у меня было, потому что сумел остаться самим собой. Мне необходимо было найти себя, взвесить все, что было, оценить, что было плохого, а что хорошего. Это было мне нужно для того, чтобы все начать сначала. Если человек постоянно работает, работает, то он уже не может адекватно реагировать на происходящее вокруг, не может дать нормальную оценку действительности. Мне нужно было побыть наедине с собой и задуматься над тем, что я вообще в этой жизни делаю.

– Но мне говорили, что вы хотели там остаться навсегда?

– Нет, я сразу понимал, что вернусь. В августе 91-го была мысль не возвращаться, но когда все встало на свои места, то понял, что вернусь обязательно.

Между прочим, у меня и сейчас такое же ощущение, что надо уехать куда-нибудь. Человеку необходимо через какое-то время быть наедине с собой.

– Вы следите за российской эстрадой?

– Нет, не очень, смотрю только то, что показывают по ТВ. В основном это то же, что было и раньше, песенки те же, только оформление новое.

Но вот у вас есть очень великий, на мой взгляд, человек – Мисин. Этот человек умеет петь песни, которые он пишет. Притом они абсолютно русские, у него можно найти и Мусоргского, и Римского-Корсакова, они чрезвычайно своеобразны.

– У вас есть желание напомнить о себе российской публике?

– А почему нет? Мое время еще не кончилось. Правда, я уже не смогу петь так, как пел раньше. Мне скоро уже исполнится пятьдесят лет. Но я нашел то, что хотел сказать, нашел свой путь. Может, через пять лет я буду петь что-то другое.

– Не жаль, что понадобилось больше сорока лет жизни, чтобы найти себя, свой путь?

– Естественно, жалко. А что делать? Но, по большому счету, все нормально. Ведь случается так, что человек вообще не находит себя и всю жизнь едет в одном поезде по кругу и до конца своей жизни поет чужие песни.

Март 1998 г.

2000 год с Андреем Максимовым из передачи "Ночной полет"